Медицинский блог. : Один день из жизни врачей скорой помощи.....

Иногда бригадам «скорой» приходится слышать и такое. Корреспондент «Республики» отработал день с врачами

Кирилл Железнов,
фото Юрий Лашов
– Я самый невезучий на «скорой», – 33‑летний фельдшер Александр Конев десять лет в медицине: сначала работал в сельском ФАПе, теперь на «неотложке». – То сложные роды в СИЗО – у заключенной открылось маточное кровотечение, то человек попал под поезд, разрезало практически пополам, по бедра… И таких историй – на книгу хватит.

«Кайф ведь поломали,а значит – плохие»
– Нет, не так, – убирает мои руки с грудной клетки тренировочного манекена стройная, быстрая в движениях главврач станции «скорой помощи» Симферополя Лидия Прохасько, она учит меня делать непрямой массаж сердца. – Вы давите слишком низко, в область желудка, это чревато тем, что в дыхательные пути пойдут рвотные массы. Продавить грудную клетку надо на пять (!) сантиметров, поэтому «качать» следует здесь, руки не сгибайте… Видите? Нет, неправильно, отойдите! У вас ладони съехали на ребра – вы их сломаете, осколки поранят внутренние органы.
Элементарная, казалось бы, манипуляция, которую каждый видел хотя бы раз по телеку, таит в себе множество нюансов.
– Я недавно учила этому учителей физкультуры, – рассказывает Лидия Прохасько. – Один из них потом звонил и благодарил: на каникулах соседский ребенок потерял сознание и захлебнулся в ванной. Физрук смог его откачать, жизнь спас.
Странно, но здесь, в коридорах «неотложки» словосочетание «спасти жизнь» не вызывает того восторга и восхищения, как за ее стенами. Это работа. Каждый из опытных врачей и фельдшеров может вспомнить десятки, а то и сотни таких случаев.
– Чтобы работать на «скорой», нужна быстрая реакция и точные руки, – перечисляет черты идеального новобранца Лидия Прохасько. – Был у нас парень, толковый, с красным дипломом, очень много знает. Но руки не работают и медлительный, долго думает. Ушел, переучился, сейчас в банковской системе – и счастлив.
Центр управления «скорой» – это диспетчерская, небольшая комната за решетчатым окном. Решетку поставили после того, как пациент за опоздание «неотложки» на одну минуту выбил стекла табуреткой. Метил в голову сотрудницы, но «снаряд» не долетел, упал на стол. В диспетчерскую поступают вызовы, очень часто это сумбурные и эмоциональные крики. Чтобы понять, что случилось и выяснить адрес, приходится потрудиться.
– Иногда звонят пьяные, но чаще родственники тех, кому нужна экстренная помощь, просто в состоянии шока не могут внятно объяснить, что случилось, – пожимают плечами диспетчера. – Однажды был вызов, мол, человеку плохо с сердцем. Поехали. А там ножевое ранение в область сердца…
На нашем дежурстве к «стандартным» ситуациям, вероятно, добавится много «АО». Так врачи называют пациентов в состоянии сильного алкогольного опьянения и отравления, порой лавирующих между жизнью и смертью, реальностью и пьяными галлюцинациями. Город празднует день ВДВ. Три «скорые» уже ездили откачивать «голубых беретов». И это только начало.

«Так, быстренько бойца воскресили!»
В комнате для врачей «скорой помощи» в два ряда диваны, по центру – большой телевизор. Канал крутит нарезку забавных падений, но смеемся только мы с фотографом. Врачи и фельдшеры глядят в экран безучастно, как меланхолики в осеннее окно. Некоторые просто закрыли глаза. В углу – динамики селекторной связи, голос диспетчера называет номер бригады и выдергивает врачей в неизвестность. Травмы на производстве, обострения хронических болезней, ножевые ранения, плохо с сердцем. Пенсионеры, агрессивные малолетки или пьяные работяги – что ждет бригаду, обычно известно лишь в общих чертах.
Номер нашей бригады экстренной медицинской помощи (это правильное название) – десять. Работать будем на новеньком реанимационном автомобиле «Рено», которые в этом году станции выделило государство (см. инфографику «Что есть в новой машине „скорой помощи“?»). Меня закрепляют за врачом Анастасией Прокопчук и фельдшером Александром Коневым. Колонки селекторной связи называют наш номер. Едем на сильное алкогольное опьянение, ВДВшники веселятся.
…Пациент сидит на пятой точке, обняв себя за колени, и что-то мычит. Рядом двое десантников в полосатых тельняшках. Один невысокого роста, лысый, резкий в движениях и выражениях, больше похож на хулигана, чем на бывшего воина элитных войск.
– Так, давайте быстренько бойца, это… как его… воскресили, – он хватает меня за руку и тянет к раненному алкоголем товарищу.
Возле него уже работают Саня и Настя. Надо везти в больницу: случай не для «скорой», но десантник допился до полной невменяемости и может расшибить себе голову, упав на асфальт.
– Там еще один, – подходит к нам старший лейтенант милиции, кивая острым подбородком в сторону набережной Салгира. – Лежит. Кажется, бомж.
Саня остается грузить «тело» в автомобиль, а мы с Настей идем смотреть «еще одного».

«Я умер? Нет? А так хотел сдохнуть!»

…Бездомный лежит в траве под деревом. Черная, вонючая и засаленная рубашка, тренировочные штаны с вывернутыми и изодранными карманами, рядом валяются синие стоптанные тапки. По раздутым, в красных пятнах ногам ползают зеленые мухи. ППСники остаются в сторонке, к неподвижному телу идем мы с Анастасией. Она осматривает ступни: «Гангрены нет», потом трясет бомжа за плечо, спрашивает имя. Тот с трудом открывает зеленые, с какой-то белой пеленой глаза.
– Я умер? – чтобы вычленить слова из его слитного и однообразного мычания, приходится очень стараться. – Нет? А я так хотел сдохнуть! Можно, я тут умру?
– Нет, – Анастасия замеряет давление, осматривает голову пациента. – «Скорая» приехала, так что, голубчик, у меня не умрешь. Поехали в больницу, ладно? Там хорошо, отдохнешь, поехали, дорогой, давай, поднимайся…
Пьяный бомж – гражданин Украины, взять его за шкирку и закинуть в машину мы не имеем права. Это будет считаться незаконным ограничением свободы, подсудное дело. Поэтому Настя как ребенка упрашивает напившегося до потери чувств и никому не нужного бездомного, который старше ее раза в два. А он играет трагедию.
Через несколько минут, поддерживая пациента за руки, ведем его через компанию десантников к машине «скорой помощи». Он в порыве тоски и похмельной жалости к самому себе ноет о том, как хочет умереть.
– Доктор, может ему водки налить, – выскакивает из компании ВДВшников мужик с пластиковым стаканом, предлагая самый народный способ лечения. – Пусть дернет залпом и легче будет.
– Водки, – вдруг оживляется и как вкопанный останавливается бездомный страдалец-меланхолик, только что мечтавший умереть. – Браток, водку буду!
Пить бомжу врачи не разрешают, уводят к машине. Усевшись на койку, рядом с перепившим «голубым беретом», он начинает шарить в карманах в поисках спичек и сигареты. Покурить. За его спиной, на полке стоят кислородные баллоны.
– Здесь курить нельзя, на воздух все взлетим, – объясняет бомжу Саня. – Давай доедем, там возле больницы покуришь…
Мне, если честно, просто хочется треснуть одного и второго и выкинуть их под дерево – трезветь. Но вместо этого приходится сидеть напротив невменяемого ВДВшника, на поворотах он падает на меня, обдавая перегаром и запахом пота. Иногда мычит и лезет обниматься, иногда заваливается на койку и угрожает расправой. На вид – лет пятьдесят. Глаза голубые, посажены очень далеко друг от друга, а лицо красное.
– Обокрали вы меня, – первая фраза, которую ВДВшник смог произнести через несколько минут, причем достаточно четко. – Где телефон, с.ка?!
Он долго и, кажется, грозно смотрит на меня, потом срывает медицинскую перчатку с моей руки и лезет здороваться. Силища, несмотря на возраст, огромная.
– Надень, – Саня протягивает мне новые перчатки вместо разорванных.
«Больных» доставляем в больницу и разворачиваемся на «Спутник». Это подстанция, где отмоют и продезинфицируют машину.
– А то, как я на носилки человека положу, – пожимает плечами Саня. – Вдруг у этих товарищей чесотка?

«Мой дедушка умер у меня на руках»
Санитарки драят кушетку, поручни и кресла в реанимационном автомобиле. Врачи рассказывают истории.
– Вызов поступил: у заключенной в СИЗО маточное кровотечение, – затягивается сигаретой Саня. – Примчались, стоим у ворот. Обычно на пропускном пункте минут двадцать держат, пока все проверят, а тогда заехали за две минуты. Сразу понял, что случилось что-то очень серьезное. Выбегает мне навстречу фельдшер СИЗО: «Доктор! Она рожает!». Оказалось, что женщина забеременела до того, как ее заключили под стражу, а вес у нее был настолько большой, что она смогла скрывать свое положение до самых родов. Еще один вызов интересный с маточным кровотечением был. Пациентка молчит, ничего толком не рассказывает. Я мужа под каким-то предлогом выгнал в другую комнату. Тогда барышня призналась, что у нее ТАМ была… бутылка из-под водки. Она выпила пол-литра, пока мужа не было дома, а потом воспользовалась тарой для утех. Пробила стенку матки.
О таких эпизодах медики могут писать книги. Но не пишут и вряд ли когда-нибудь начнут. Ежедневная борьба за чужие жизни, кажется, притупляет чувства – то, что шокирует обычного человека, для врача «неотложки» – рядовой случай. А времени, чтобы обдумать и систематизировать эти истории, у них попросту нет. Многие после смены идут подрабатывать – на зарплату в 1800 гривен выжить нелегко.
– Пациентке 64 года, практически ничем не лечилась, – вспоминает еще один «интересный» случай Саша. – По совету соседушки приняла эуфеллин, а он в ее случае был противопоказан. Препарат спровоцировал приступ аритмии, который развился в мерцание желудочков сердца. Это фактически смерть. Благодаря новому дефибриллятору и адреналину, я ее откачал.
…На кушетке реанимационного автомобиля – 64‑летний Славик. Так статный мужчина с седой головой называет себя сам. Рядом – жена, немолодая, но красивая женщина. Она нежно гладит Славика по руке: он потерял сознание и упал лицом на асфальт. Удар был такой силы, что на лбу сильно разошлась кожа, обнажив окровавленную плоть. Наложили повязку, везем шить и обследовать в Семашко.
– Уже получше, а сразу как очнулся, не мог даже руку поднять, – улыбается он своей супруге.
– Вечно ты хулиганишь, меня пугаешь, – нежно смотрит на Славика женщина.
Мужчину принимают нейрохирурги, отвозят на каталке в палату. Анастасия заполняет бумаги. Снова на базу: надо транспортировать из больницы в СИЗО заключенного. У него проблемы с глазом, одной рукой он прижимает повязку, скрывающую пол-лица, а вторая – прикована к запястью правоохранителя. Нас сопровождают еще двое сотрудников: один в штатском, с кожаной кобурой и пистолетом под мышкой.
– После заключенных надо тщательно обследовать машину, – шепотом объясняет мне Саша. – Однажды после транспортировки женщины я нашел на кушетке иглу.
Но зэк с больным глазом сидит, не шелохнувшись, и жадно смотрит в окно реанимационного автомобиля – разглядывает женщин, машины и, кажется, сквозь стекло впитывает саму вольную жизнь.
Вызовов становится больше с каждым часом, бригады «скорой помощи» словно пылесосом засасывает в воронку людских бед. После восьми часов дежурства у меня уже рябит в глазах, а Саша и Настя остаются такими же собранными и бодрыми – их смена закончится только через четыре часа. Прощаясь, не сдержался и задал фельдшеру вопрос, который занимал меня с самого утра.
– Была бы возможность, ушел бы со «скорой»? Зарплаты тут маленькие, а впахивать надо по двенадцать часов… Еще и люди неблагодарные попадаются.
– Мой дедушка умер у меня на руках. В тот день я в ФАПе работал, очередь большая была на прием. Бабушка звонит, прийти просит: мол, плохо ему. А дедушка старенький, часто бывало, что здоровье шалило. Я велел дать ему препараты, которые дома были, – и дальше принимаю пациентов. Вернулся вечером, а у деда верхняя часть тела посинела, сразу понял – тромб оторвался. Это диагноз-приговор, остается 10–15 минут, помочь может только инъекция гормонов. А у меня их нет. «Скорая» из ближайшего района будет около часа ехать… Так и умер он на моих руках. Может, я его мог спасти, хотя вряд ли, конечно. Но точно знаю, что у меня там (показывает пальцем на небо. – «Р») это плохое дело записано. Я хочу сделать много хороших дел, чтобы хоть как-то искупить вину перед дедом. И деньги для меня не главное.

Официально
Александр Каневский, министр здравоохранения Крыма:
– В рамках национальной программы «Своевременная помощь» были выделены средства из госбюджета для оснащения диспетчерских пунктов и машин «скорой помощи» современной аппаратурой. К концу года мы закончим ремонт центральных диспетчерских пунктов. На их базе будет создана единая оперативно-диспетчерская служба, с применением технологии GPS. Это позволит дополнительно сократить время прибытия бригад «скорой помощи» к пациенту.